Неточные совпадения
—
Час? Не знаю. Я
закат не люблю.
До
заката было еще более
часа.
Вечер в полном своем просторе и веселье, прошло уж три
часа после
заката солнца: самая пора веселья.
С семи
часов вечера выходить из квартир тоже воспрещалось, и с
закатом солнца маленький городишко с его улицами и переулками превращался для учеников в ряд засад, западней, внезапных нападений и более или менее искусных отступлений.
За
час до
заката солнца стаи молодых гусей поднимаются с воды и под предводительством старых летят в поля.
Часа за полтора до
заката солнца уже везде около тока есть подбежавшие дупели, а при самом захождении солнца они уже летят на ток со всех сторон.
Да, весной
В Нерчинск придете, если вас
Дорога не убьет.
Навряд версты четыре в
часЗакованный идет;
Посередине дня — привал,
С
закатом дня — ночлег,
А ураган в степи застал —
Закапывайся в снег!
Да-с, промедленьям нет числа,
Иной упал, ослаб…
Гроза началась вечером,
часу в десятом; мы ложились спать; прямо перед нашими окнами был
закат летнего солнца, и светлая заря, еще не закрытая черною приближающеюся тучею, из которой гремел по временам глухой гром, озаряла розовым светом нашу обширную спальню, то есть столовую; я стоял возле моей кроватки и молился богу.
Я был мрачен и утомлен; устав ходить по еще почти пустым улицам, я отправился переодеться в гостиницу. Кук ушел. На столе оставил записку, в которой перечислял места, достойные посещения этим вечером, указав, что я смогу разыскать его за тем же столом у памятника. Мне оставался
час, и я употребил время с пользой, написав коротко Филатру о происшествиях в Гель-Гью. Затем я вышел и, опустив письмо в ящик, был к семи, после
заката солнца, у Биче Сениэль.
Проминание Глеба заключалось в том, что он проводил
часа три-четыре в воде по пояс, прогуливаясь с неводом по мелководным местам Оки, дно которой было ему так же хорошо известно, как его собственная ладонь. Раз, однако ж, после такого «проминанья» он вернулся домой задолго перед
закатом солнца: никогда прежде с ним этого не случалось.
На улице еще было светло, и на ветвях лип пред окнами лежал отблеск
заката, но комната уже наполнилась сумраком. Огромный маятник каждую секунду выглядывал из-за стекла футляра
часов и, тускло блеснув, с глухим, усталым звуком прятался то вправо, то влево. Люба встала и зажгла лампу, висевшую над столом. Лицо девушки было бледно и сурово.
Так в
час торжественный
заката,
Когда, растаяв в море злата,
Уж скрылась колесница дня,
Снега Кавказа, на мгновенье
Отлив румяный сохраня,
Сияют в темном отдаленье.
Однажды, в
час, когда лучи
закатаПо облакам кидали искры злата,
Задумчив на кургане Измаил
Сидел: еще ребенком он любил
Природы дикой пышные картины,
Разлив зари и льдистые вершины,
Блестящие на небе голубом...
Отец греха, Марии враг лукавый,
Ты стал и был пред нею виноват;
Ах, и тебе приятен был разврат…
И ты успел преступною забавой
Всевышнего супругу просветить
И дерзостью невинность изумить.
Гордись, гордись своей проклятой славой!
Спеши ловить… но близок, близок
час!
Вот меркнет свет,
заката луч угас.
Всё тихо. Вдруг над девой утомленной
Шумя парит архангел окриленный, —
Посол любви, блестящий сын небес.
За Волгой и вообще в лесах на севере завтракают с восходом солнца, обедают в девять
часов утра, в полдень полудничают, в три или четыре
часа бывает паужена, на
закате солнца ужин.], Карп Алексеич Морковкин, в бухарском стеганом и густо засаленном халате, доканчивал в своей горнице другой самовар, нимало не заботясь, что в приказе с раннего утра ждет его до десятка крестьян.
Первый летний уповодок от восхода солнца и перекуски (ломоть хлеба) до завтрака (то есть с четырех или пяти
часов до восьми
часов утра); второй — от завтрака до обеда (с восьми
часов до полудня); третий — от обеда до пáуженки (еда между обедом и ужином), то есть от полудня до трех или четырех
часов пополудни; четвертый — от пауженки до солнечного
заката и ужина, то есть до восьми или девяти
часов.
Седьмой
час после полудня настал,
закатáлось в сизую тучу красное солнышко, разливалась по вскраю небесному заря алая, выплывал кверху светел месяц.
Алый пламень
заката все еще купает в своем кровавом зареве сад: и старые липы, и стройные, как свечи, серебристые тополи, и нежные белостволые березки. Волшебными кажутся в этот
час краски неба. A пурпуровый диск солнца, как исполинский рубин, готов ежеминутно погаснуть там, позади белой каменной ограды, на меловом фоне которой так вычурно-прихотливо плетет узоры кружево листвы, густо разросшихся вдоль белой стены кустов и деревьев.
Алые краски
заката давно погасли. Тихий, прохладный июльский вечер уже сплел над садом прозрачную паутину своих грустных сумерек. В окнах большого здания засветились огни. И Бог знает почему, напомнили эти освещенные окна института другие далекие огни Милице Петрович: золотые огни белградских домов и крепости, и огромного дома скупщины, отраженные черными в вечерний поздний
час водами Дуная.
Ах, она любит эти тихие вечерние
часы, эти алые
закаты, это горящее гигантским рубином умирающее солнце!
Так они и не справились до появления Кузьмичева, что случилось
часа через полтора, когда красная полоса
заката совсем побледнела и пошел девятый
час. Сорвать пароход с места паром не удалось помощнику и старшему судорабочему, а завозить якорь принимались они до двух раз так же неудачно. На все это глядел Теркин и повторял при себя: «Помощника этого я к себе не возьму ни под каким видом, да и Андрей-то Фомич слишком уж с прохладцей капитанствует».
Но не поездка на низовья Волги наполняла в эту минуту душу Теркина. Он то и дело поглядывал в ту сторону, где был запад, поджидал
заката; а солнце еще довольно высоко стояло над длинным ослепительно белым зданием рядов. Раньше как через полтора
часа не покажется краснота поверх зеленой крыши гостиного двора.
— Вот, скотник Петр. Три недели лошадей не распутывал, лошади все ноги себе протерли. Скотину домой гонит за два
часа до
заката, кнутом хлещет. Стадо мчится, как с пожара, половина овец хромая — лошади подавили. А прогнать скотника нельзя, — «где я другого найду?»
Часы заведи, а ходить сами будут. К
закату из полкового штаба вестовой в барак вкатывается: экстренно, мол, Каблукову явиться, да чтоб с ротной собачкой пожаловал. Фельдфебель удивляется, землячки рты порасстегнули, однако Каблуков ни гугу. Ноги шагают, а рука в затылке скребет: беспокойства-то сколько от старушки этой помирающей произошло.
К вечеру фельдмаршал совсем поправился и даже ходил гулять с Фаддеевым — город посмотрел и
закатом солнца полюбовался, а потом, как возвратился домой в десять
часов, хозяин уже его ждет и к столу просит.